Ольга Девш родилась в городе Дружковке (Донецкая обл., Украина). Окончила журфак. Редактор отдела критики журнала «Лиterraтура». Публиковалась в журналах «Знамя», «Лиterraтура», «Новый Берег», «Литосфера» (была редактором отдела публицистики), «Интерлит», на портале Textura — как критик.
Лонг-листер литературно-критической премии «Неистовый Виссарион» (2019). Четвертьфиналист конкурса современной новеллы «СерНа — 6» (2018), лонг-листер премии MyPrize (2018).
Идеал
Белое платье шевелилось, словно висело на плечиках над огнём. Обшитый кружевом подол извивался от щекотки ветра, то подпрыгивал, вздуваясь, то нежно прилипал к лодыжкам своей хозяйки. Морские брызги рассеянно заляпали изящный лиф, золотая бахрома на поясе разметалась и взлохматилась. Алый незамысловатый узор — две тонких веточки, но от них тянулись еще три — нарисовался во всю длину воздушной матовой фаты. Рядом черный смокинг: немного помятый, манжеты белоснежной льняной рубашки вылезли больше положенного; полы распахнулись, и шелковая подкладка переливалась багровыми оттенками в солнечном свете.
— Мать твою… Ты что сделал, урод?! — ошалевший водитель подбежал к краю скалы и с ужасом посмотрел вниз, из-под его ног посыпались камни.
— Они сами… они поскользнулись… наверно, — щуплый высокий парень растерянно пожимал нервными плечами, отступая от пропасти. — Я просто… их… снимал…
— Просто?! Так ты просто!? Да ты убил их!
Коренастый шофер в явно тесном для его мощного торса пиджаке с фирменным лейблом агентства по прокату свадебных лимузинов бешено смотрел на перепуганного фотографа и, угрожающе жестикулируя, с перекошенным лицом, приблизился к нему.
— Ты их убил!!! Обоих! Нафига!? Ты что маньяк?!
— Ты спятил! Причем тут я??! Не сходи с ума! Они сами упали, — молодой человек пробовал перекричать баритон противника, который напоминал ему сейчас взбесившегося циркового медведя в костюмчике. Шум моря частично скрадывал фальцетность его голоса.
— Ага, сами! За идиота меня не держи! Я видел, как ты подталкивал их к краю, собственноручно ножку невесты отводил подальше, — шеф неуклюже согнулся и попытался схватить фотографа за голень.
— Грабли убери! Чего пристал? — парень отдернул ногу. — Я не виноват! Я выставлял кадр. И ей попал камушек под каблук! А он упал вслед за ней — в обнимку стояли же!
— Так это ты! Ты заставил их прижаться друг к другу, как селедок, — водитель, покрасневший от напряжения и припекающего майского солнца, потащил фотографа за локоть к обрыву. — Вот! Любуйся! Лежат — чем не голубки? — по твоей милости!
Парень чуть вытянул шею и посмотрел вниз. Новобрачные застыли в нелепой позе упавших тел, в лица вгрызлись гримасы удивленного недовольства.
— Ну, а что они, как не родные, были. Странные молодожены: ни родственников, ни свидетелей, не целовались даже. Никакой красоты! Не свадьба словно, а похор…
— Во-во! Чего осекся? Так и есть. Похороны! Романтичные такие… И зачем ты их сюда завез? Натура, видите ли, здесь шикарная! Чи не натура: серый песок, дурацкий обрыв и грязное море. Нет бы, как люди, у вечного огня! И что им прямо здесь трахаться? Нормальная скромная пара, тайно поженились от всех, наверно — мужик скривил шершавые губы и сердито сплюнул.
Фотограф неуверенно мотнул опущенной головой. Висевший на груди, дорогой фотоаппарат подмигнул своим черным оком.
— Прекрати щёлкать, кретин! Тебе мало?! — крепыш-шофер схватил молодчика за ворот малиновой рубашки и, притянув к себе, встряхнул. — Убери свою мыльницу! Не смей!
— Я автоматически… Всё-всё… отпусти… Не разбей! Она не мыльница… Не тронь! — тот бережно закрывал ладонями объектив, как мать отводит глаза ребенку, когда вокруг страшно или что-то стыдное творится.
— Я сказал, лапы убери, гризли! Хватит на меня все сваливать! Нашел мальчика, — фотограф неожиданно ощерился и резко высвободился из захвата. — У тебя тоже нет алиби! А вдруг это ты убил! Да-да, обезумел, и в приступе неконтролированной злости на почве зависти и ревности к чужому счастью — очевидно ж, что ты мымрик и девки не ведутся на тебя… Так вот, ты чокнулся, лох, и отомстил счастливчикам! Ну как? Не подумал об этом? А-а-а… Моё слово против твоего. Очевидцев нет. Вероятность — пятьдесят на пятьдесят. А у меня еще и связи… Так что, не наседай особо, умник.
Качок оторопело посмотрел на взбесившегося фотографа, а потом на свои заскорузлые побитые руки. Манжеты рубашки задрались, одно запястье было туго обмотано эластичным бинтом.
— Но я не мог. Я сидел в машине. Это не я! — водитель переминался с ноги на ногу. — Что ты мелешь?!
— А тебе, значит, можно меня обвинять, да? Раз я стоял рядом, так я и убийца? Хорошо придумал! А себя стер с картинки, да? Не выйдет, водила! Кто тебя знает: вон кулаки в ссадинах, а на шее что у нас? О, подозрительная наколка выглядывает…
Шофер исподлобья сверкнул глазами. В его взгляде спорили страх и злоба разоблаченного. Правой рукой он попытался ослабить куцый галстук, но пальцы как будто сами ощупью нашли и опознали поистершуюся татуировку-аббревиатуру «ЛИС» возле сонной артерии.
Фотограф пристально его рассматривал.
— Думал, не замечу? Зря. Это моя профессия. Кстати, паршивый почерк, любитель делал. Наверно, долго заживала?
— Не твое дело! За собой следи! Сыч маринованный…
***
Профиль у Павла был. Но красоты в нём не было. Приходилось мясистый подбородок, узкий лоб с резко обрывающимися бровными дугами, приплющенный, как сваренный баклажан, нос прятать в анфасе с хитро поставленным светом. Но это в крайне необходимых случаях, на паспорт.
Снимать себя — сложнее всего: постоянно видишь недостатки. Ретушь помогает только внешне, но когда знаешь, что это замаскированное уродство, улучшения превращаются в констатацию изъянов. А в зеркале будто и не ты, а лицо совершенно не относящееся к автопортрету, который написан, как ты уверен, намного правдивее этой отзеркаленной карикатуры. Легче — фотографировать других и фотографироваться у других. Ответственности меньше. Авторское видение упрощает конфликт между представлениями и реальностями. Модель не может пожаловаться на предвзятость и необъективность. Камера неподкупна, хоть и покупается не за один пятак. А тот, что стоит за нею, имеет право на творческий подход. Зато есть возможность презрительно фыркнуть, уличив мастера в плохом вкусе и дилетантстве, когда фото не ответит на ухаживания твоего самомнения и покажет то, что есть. У этого неприятного «есть» находится уважительное оправдание: фотограф кривоглазый! не видит как! кого фоткает! Ослепляет невпопад, бубнит что-то… Конечно! Не себя ж — чего стараться. Успокаивает сознание чужой вины. А самообслуживание такого релакса не дает.
Красивых людей не фотографировать — упущение, а уродливым не понять этого. Совершенный портрет тот, от которого невозможно отвести глаз. Так смотрят, когда хотят запомнить самую мелкую морщинку, так смотрят, если больше не встретят ни у кого такой изгиб брови, контур губ, ямочку. Так смотрит смерть в отражение жизни.
***
— Дарина! Сколько раз повторять: выше голову! На меня-то не смотри! Не чувствуешь что ли? И где твой хваленый артистизм? Представь, что ты проживаешь последние минуты свое жизни и взглядом прощаешься с дорогими тебе людьми. Ну, или вещами, тебе без разницы, по-моему. Трагичнее, трагичнее, чтоб слезы навернулись… Нет, ну какая же ты бездарность! Всё! На сегодня всё. Иди уже, иди! Как бы дал тебе сейчас!..
Шум падающего тела — прекрасная музыка. Мертвая поза девушки необыкновенно композиционна. Паша стоял над упавшей с овальной платформы мини-подиума моделью и вдохновенно работал: метался вокруг натурщицы, рассеянно отодвинув тяжелый штатив, влезший почему-то в кадр — хоть что-то, да, крупнее… резче… а если с этого ракурса… Он судорожно менял объективы, боясь упустить удачный поворот головы, не успеть снять блекнущий взгляд, не оттенить струйку крови на виске — жаль все белые перья израсходовал на дурацкое боа дуры-певички, промах! ну кто ж знал, что прямо сейчас… но профи должен всё предвидеть! нет, до чего же она красива… может ведь, как я хочу! Идеал.
Колонка любви
Представьте, идёт человек по обыкновенной улице обычного средних размеров и зарплат города. О чём-то думает, судя разбалансированной походке при засунутых в карманы брюк руках. Усердно так думает — выбоины в дороге не замечает заранее, лишь по факту. Факты зачастили и мешались под ногами. Было жарко, хотелось пить и зимы. Зимой большинство движений скользящие, и не сбивают на четверть: раз упал, и месяц на полном гипсообеспечении. Но сейчас не то. Не о том думает человек…
Ему бы водички. Он приезжий, далеко не местный, ограбленный по нетрезвому признаку и ссаженный с проходящего через эти края поезда, благодаря естественной утере билета. Одинокий бедный человек, практически бомж. Он хочет пить. Сильнее, чем есть. Неудобнее, чем жить.
А тут колонка любви. На левом от тротуара газонном пятачке стоит, никем не оккупированная, не приватизированная. Рабочая, представляете! Совсем как из советского двора, водоразборная, с поржавевшим ручным поршневым насосом и вмятой отмосткой. И никто не подставляет ни ладони, ни ведро. Наш человек подошёл и утолил жажду. «В свободном доступе такой нектар! Эх, бездари…» — про себя подумал мужчина. Он долго пил, сначала жадно и прерывисто, перебивая дыхание тугой струёй прозрачной жидкости, потом спокойнее и глотал реже, но большими глотками. Пить уже не хотелось, распрямился человек во весь рост и убрал руку с колонки. Во всём теле чувствовалась упругая полнота, на пальцах почему-то выступили маленькие водянки. Через дорогу оказалась автобусная остановка, человек перешёл на ту сторону. Как раз подъехал полупустой рейсовый автобус. Мужчина сел в него и после часового укачивания, неизвестно в каком направлении, захотел поговорить. Всё равно с кем в данном случае. И о чём.
— Привет, как тебя зовут?
— Инва.
— Первый раз слышу такое имя, красивое.
— Это сокращенная форма.
(ха, ей на вид не больше двенадцати, и уже так спокойно выдерживает паузу перед самым интересным, и смотрит испытывающе-любопытствующе)
— А как звучит полностью?
— Инвалид.
— Как??! Бред какой-то…
— Нет, меня так зовут.
— Быть не может! Такого имени не существует, не надо этим шутить…
— А я не шучу, меня правда очень многие так называют, я и привыкла. Только лучше, когда сокращенно.
(почему у нее очень напряжены руки? а правая вообще в кулаке?)
— Не верю… Ты выдумываешь невесть что…
— Встать показать?
— В смысле?
— Ну, что я инвалид.
— Н-нет! Что ты! Не говори глупости…
(а сразу и не скажешь. как ей удается так улыбаться: мудро и одновременно задорно? да, с мимикой тоже проблемы,)
— Это не глупости. Это беда. Я — бедная девочка. Так многие говорят.
(… но глаза ясные, не косят, светятся.)
— Так как тебя зовут?
— Я же сказала, Инва.
— Нет, а по-настоящему? Мама и папа как тебя назвали, когда ты родилась?
— А… это… когда они еще не знали… Оля.
— Вот и хорошо, замечательное имя. Всегда им и представляйся, обещаешь? Родителей ведь обижать нельзя. Они же тебя любят… да?
(она просто ребенок, откуда ей знать, что можно неправильно любить…)
— Да, но люди, увидев меня, часто забывают моё первое имя, для них я просто инва…
— Чушь! Ты — Оля! Ты слышишь?! О-оля! И никак иначе! Оля, ты понимаешь меня?
(…но сколько в ней выросло обиды и боли,)
— Понимаю. Спасибо.
(и всё равно улыбается радостно! черт! а если б я стал на её место?.. не представляю…)
— А вот и моя остановка, выхожу. Тебе спасибо, Оля. Береги себя и своё имя.
Человек вышел из автобуса в новом незнакомом городе. Он был трезв и свободен. Очень хотелось любить.
Она самая
— Ты куришь?
— Бросила.
— Садись, прокатимся, развлечёмся… — белобрысый парень высунулся из открытого окна «Опеля». Фонарь светил тускло, плюс осенняя мряка утрировала и без того мрачные сумерки, но девица вроде в его вкусе. Не по-модельному худая, но высокая и стройная, на лицо вполне красивая, если не зацикливаться на отдельных деталях и общем бесстрастном их сочетании.
— Ну что, цыпа? Соглашайся! Я не извращенец, всё по стандарту. Хорошо заплачу.
— А гундосишь ты всегда или только когда девок снимаешь? — голос девушки прозвучал неожиданно громко. На улице было подозрительно безлюдно и тихо. В этом районе вообще особо шумно не бывает: далеко от центра, одни хрущёвки да брежневки, детсады перевоспитаны в магазинчики разной бесполезной всячины, школа доучивает последних одиннадцатиклассников. Дорогие авто здесь очень редко разбалтывают свои подвески. Если когда-никогда к какой-то бабульке заедет мажористый внучок по милосердию прописки.
— Ты чего хамишь! У меня насморк! Не хочешь, так и скажи! Стерва… — пацан покраснел, заёрзал и стал заводить машину.
— Тебе лет-то сколько? — девушка сошла с тротуара, обошла впереди автомобиль и, открыв дверцу, уселась рядом с ним.
— Двадцать…два! — явно соврал удивлённый резкой сменой декораций блондинчик. — Едем?
— Трогай уже, — брюнетка шелестяще засмеялась, поправила длинную косую чёлку и положила левую руку на бедро кавалера. Её короткая юбка не оставила повода для колебаний.
«Опель» мягко покатился, объезжая ямы. Деревья плохо выделялись на тёмном фоне неба и домов, вместо них мелькали приглушенные фонари. Водила вальяжно рулил методом «тяни-толкай», плотоядно посматривая на спутницу. Она зацепилась взглядом за разделительную трещину дороги и неотрывно наблюдала как та скрывается под автомобильное дно. Даже пару раз оборачивалась назад проследить её дальнейшую судьбу.
В салоне было тепло и комфортабельно, динамики то изливались музыкой, то прерывались на рекламу и спичи ди-джеев.
— Ты не увлекайся сильно, мне домой по темноте идти. Притормози где-нибудь здесь в укромном месте, и совершим то, для чего собрались.
Девушка переложила сумочку на сидение возле себя, встряхнула небрежно головой, провела ладонью по широкому затылку парня.
— Я — Тёма! Меня зовут Тёма, — почему-то вдруг выпалил молодой человек, напрягшись. Он нервно крутил руль, припарковываясь.
— Это неважно. Хотя… Знаешь, назови меня, пожалуй, Мара.
*****
На ремонт всё не хватало денег. Обои пошли жёлтыми пятнами, кое-где поотклеивались. При дневном свете это особенно заметно, но Рита домой приходила вечерами и не включала люстру на три лампочки. Квартплата возросла, а электричество и без того жжётся компьютером и прочей бытовой техникой.
Сегодня, как обычно, горели лишь ночник в узеньком коридоре перед кухней и ванной с туалетом да монитор на столе, купленном на распродаже остатков офисной мебели. Её пальцы быстро бегали по клавиатуре, почти на максимуме стояла громкость звучания «Show must go on». Под столом мигал огоньками прямой связи модем. В неверном свечении экрана миловидное лицо девушки казалось одухотворённо одержимым. Она неотрывно смотрела на окошко ICQ, развёрнутое на весь рабочий стол. Зрачки расширены, схватывают сразу весь текст за сотые секунды. На губах счастливая улыбка. Рита торопливо нажимает кнопку «Enter», но выскакивает извещение об обрыве соединения. Нет! Только не сейчас! «Передача файла не удалась». Диалог омертвел. Попытка подключиться не удалась. Подождите…
Попробуйте через некоторое время! У меня нет времени! Уже час ночи, а вдруг Он не дождётся и пойдёт спать? Нет-нет, мне необходимо Ему ответить! Какой Он замечательный… Чёртов провайдер! Всю душу вымотает!
Девушка почти без пауз насиловала модем, он шипел и посвистывал, отказываясь устанавливать виртуальный мост между ней и возлюбленным. Вероятно, он прав — ну какая любовь по интернету? Чат, аська втягивают, законопачивают в мир вседозволенности. Здесь всё анонимно, беспрепятственно, безнаказанно, а значит, полная свобода для самовыражения. В пространстве виртуального мира свои законы и герои. Любой образ доступен и по размеру. Костюмерная фантазии предлагает широкий выбор масок и грима. Всегда мечтал быть двухметровым мачо? Расскажи, что таким ты мог бы быть, если не учитывать природную рахитность и застенчивость. Броский, пошловатый или романтичный ник, раскованный стиль общения, юмор, заимствованный из анекдотов или доморощенный, — и жизнь в виртуале началась. Воображение рисует силуэты, к ним привыкаешь и узнаёшь о настроении по набору букв. Расслабление души буквально читается в каждом слове, в знаке препинания. Кто-то обожает многоточия, некоторые считают оригинальным ставить множество восклицательных знаков, и фраза без привычной пафосности сигнализирует о возможно плохом самочувствии. Или о сломанной клавиатуре. Как вариант.
Магическая прелюдия отношений околдовывает, символами наполняет обыденность. Соединения по-прежнему не было. Рита нервно массировала виски и морщилась, если задевала пальцем небольшую выпуклую родинку, приютившуюся возле левой брови. Тёмно-коричневая бусинка напоминала по форме рисовое зёрнышко. Неизвестно откуда она взялась, но хлопот доставляла немало уже в детстве, когда любая туго завязанная шапка больно подпирала её. Говорили, что такая же родинка была у мамы Риты. Бабушка редко упоминала при внучке, да и вообще, о дочери, а соседки со спортивным интересом выискивали семь сходств и отличий. Даже на похоронах не преминули вслух заметить, как пока не похожа девочка на свою непутёвую мать и что не зря ох, мученица, покойная Тамара Андреевна забрала у неё ребёнка. О мёртвых либо хорошо, либо шёпотом.
Модем продолжал штурмовать неприступную телефонную линию, и закрадывалось подозрение, что это неспроста. Днём был сильный ветер, и могло оборвать кабель, где-то обесточить подстанцию. Хотя уже глубокий вечер и связь же была пять минут назад! Когда ж я выделенку поставлю! Он, наверно, уже уснул… Рита с нежностью улыбнулась фотографии молодого мужчины на экране. Поразительно, как интернет сближает далёких людей.
В первый раз в чате теряешься и не знаешь кому и что писать. Прокрутка бежит, кажется, так быстро, что не успеваешь всё читать, а не то, чтобы писать в тему. От волнения путаешь клавиши и выдаёшь сплошную несуразицу. Когда же получаешь ответ на свои лихорадочные мысли типа: «Привет, как дела?», то азартная радость наполняет все внутренности. Хочется разговорить невидимого собеседника до уровня исповеди, узнать всю подноготную. Ведь только в режиме online, где нет ни голоса, ни мимики, ни запаха изо рта, где не отвлекают кривые ноги или грудь третьего размера, можно рассказать то, о чём молчишь в реале. Да что такое реальность? В чём она проявляется?
Для Риты реальность складывалась из блеклых пазлов работа-дом-работа. Мало кто понимал, как ничем не примечательной сиротке удалось закончить университет, «Банковское дело», бюджетное отделение, да ещё устроиться в филиал престижного банка. Неброская из-за полного отсутствия косметики и причёски, хоть и симпатичная, внешность, сероватая одежда, потупленный взгляд, казалось, не знавший огня простого любопытства, а не то, что страсти. Сообразительная и ответственная сотрудница иногда ценнее сексапильной секретарши. Потенциальный прототип стилизованной Кати Пушкаревой в лице Риты Глековой уважать себя заставил. Правда, только в области трудовых отношений. На корпоративные вечеринки это не распространялось. Там блистала филиальная красавица Лилька, которая сделала карьеру, благодаря частичному, т.е. некоторыми частями тела, сходству с Анжелиной Джоли.
Глубина, глубина… я не твой.
Рита очень часто ночью грустила, потому что можно… потому что надо, ведь скоро день, а днём нельзя быть слабой.
Наконец трещание модема подало сигнал надежды и лампочки замигали в ритме соединения. Красный цветок аськи пожелтел от усилий включиться в прерванный онлайн. С одержимостью наркоманки, на глазах которой готовят долгожданную дозу, Рита смотрела на индикатор работы менеджера обмена мгновенными сообщениями. Казалось, она молилась, чтоб установился контакт через сотни неизвестных ей устройств, каких-то серверов, компьютерных сетей. В «железе», то есть в оборудовании, как умничают программисты, девушка разбиралась поверхностно. Знала, что надо говорить не «процессор», а «системный блок», следила за температурой вентилятора, видела, как ставят планку оперативной памяти и, в принципе, всё. Ей это не надо было. Главное, чтобы сейчас произошло чудо и…
*****
— И часто ты барышень вот так катаешь? — Мара, наклонившись, медленно расстёгивала молнию на джинсах Тёмы. Он тяжело дышал и немного сполз на сидении, неловко елозил по спине девушки, норовя залезть под плотный широкий пояс её мини.
— Иногда… Под настроение…
— Значит, сегодня ты в настроении? — блеснувшие глаза Мары внимательно следили за мужской мимикой. Неподалёку тускнел фонарь, из клеток окон дома напротив падал в шахматном порядке расплывчатый свет. Он отсвечивался от капота и достаточно освещал лицо парня с замеревшим выражением напряжённого изумления. В правом уголке приоткрытого кривоватого рта свисала слюнная нитка, медленно удлиняясь, лупатые глаза были оголены до предела, могло показаться, что моргал он очень давно, и веки не могут вольно опуститься из-за сухости, буксуют и застревают, вгрызаясь в яблоко.
*****
Истошный вопль на улице как будто дал Рите пощёчину, оборвав истерику. Слёзы продолжали литься, но выть и зубами рвать покрывало дивана она перестала. Ночь перевалила за вторую половину, до рассвета оставалось меньше необходимого, чтоб попробовать успокоиться и смочь поспать перед работой.
Может взять отгул?
*****
До работы добираться можно или электричкой, или попутками. Рита предпочитала вагоны, идущие полупустыми из её отшибленного района. Станция находилась в десяти минутах уверенной ходьбы от дома. Впрочем, расстояние преодолевалось быстрей из-за обычно игривого бандитского настроения местных жителей. Архаровцы, металлисты, бомжи, беспризорники. Они брали числом, трёх-, четырёхзначным. К одному четверо подходят и — квадрат беспомощности готов. У Риты пару раз складывалась такая фигура: обступили, по двое справа и слева, активные бомжи и ждут, что выпадет, что перепадёт. Им нравится чувствовать не свой страх, а чужой. Он гораздо питательней, деньги даёт, а иногда шмотки и жратву, если магазинная бабёнка попадётся или сопливый пенсионер.
Ухмыляться пушкарёвскому прототипу бомжи любили в спину. Когда Рита впервые попалась, у неё в руках была только пластиковая папка с отчётами и простенький клатч из кожзама. Для костра у бездомных хватало упаковочного мусора, тремя бумажками по пятьдесят и двадцать взяли. Больше не было с собой. Банковский работник — до шкурки бумажника!
Второй же раз она несла давным-давно списанный в отделе модем: тот самый, доинновационный, что использует телефонную линию и превращает дозвон в салки с провайдером — поймал, не поймал, включился! сорвалось… Айтишник Лёнчик подогнал по доброте душевной, можно было не благодарить авансом. Невоспетый рейтингами Гугла пухлощёкий программист имел на Риточку виды, но дальше шаблона не пошёл, не загрузилось. Даже плейкаст с розовыми формами сердечек так и остался в черновике жжешки. Устройство тоже оказалось с приветом, да таким, что личная жизнь в переписке зависала на каждом третьем предложении. Но и это было хорошо. Отлично. И бомжи тогда, как обновление по воздуху, чутьём уловили настрой серенькой девушки ни за что не отдавать модем. Да и зачем уличным квартирантам отмычка от интернет-двери, если нет своего угла и точки коннекта. Только мусорные баки и рюмка отсчёта.
Последующие столкновения с районными низами Рита свела к минимуму: всё чаще ловила попутку и мысленно прощалась с прежней собой.
*****
— Не ори так, кретин! Поболит и перестанет. Жить будешь, — презрительно улыбнулась Мара. На её губах выше контура расползлась помада, на подбородке темнели несколько размазанных капель крови.
Тёма выл, причитал, плакал. Его джинсы были в крови и сперме. Прижав посиневшие от вспученных вен руки к промежности, он шатался в кресле взад-вперёд, натыкаясь на руль и периодически случайно нажимая грудью на клаксон. Пустая улица, тёмные закоулки, скулёжный сигнал авто ничем не мог помочь хозяину.
— Чёрт с тобой! — сумочка Мары упала под водительское сиденье и, зацепившись ремешком за кроссовку, телепалась по полу вслед за дёргающимися ногами раненого.
— Ты думал, что я не узнаю тебя?! Идиот. IP-адрес скрывать не учили? Думаешь, девок динамить в интернете нефик делать?! И сидишь кайфуешь от тупости поверившей твоим сказкам дуры, в трусах шаришь, упиваешься шансом завладеть мыслями, чувствами живого человека на расстоянии. Тебе не давали в реале? Теперь долго сам не возьмёшь. За что?! Ты забыл? Зачем ты полез в душу?! Сволочь! — Мара грубо пнула Тёму в бок, он качнулся на дверь, головой глухо ударившись о стекло. — Фотки надо лучше фильтровать, чтоб не бросалась в глаза твоя рябая морда, её потом фиг забудешь. Хватит ныть! Заткнись! Не понимаешь, кто я?! Я так изменилась разве? Ты хоть фотографию мою открывал, я отправляла ссылку? Что-что? Подумал — спам?!. — Мара бешено рассмеялась.
— Ну ты овощ!..
*****
Ритуль, спасибо за общение, мне было забавно. Ты такая доверчивая, я не думал, что ты поверишь в мои сказки, но мы неплохо веселились эти три недельки)) Люблю тебя;-)
*****
Першило в горле, язык, шершавый и уплотнившийся, тыкался в скрежещущие зубы. Повсюду пыль. На зубах тоже. Возможно, это и не пыль, а синтетическая ворсинка из покрывала. Скрипит. Выгрызла и выплюнула. Что-то ещё осталось. Всегда что-то остаётся. Удалить историю сообщений из ICQ? Да. Убить себя? Дура! Его?.. Чокнутая?!! Что дальше? Как… Всё равно отомстить. Представляю, как ржала б губастая Лилька, пронюхай она про мою любовь по интернету. Я всегда считала себя умней, её держат за определённые места начальник и зам по очереди, хотя не светила, не знаю, может и вместе. Зато меня поимели виртуально. Радуйся, дура! Что ж ты скрючилась, «любимая»?..
Слёзы — это хорошо.
*****
Из машины Рита вышла за несколько минут до приезда скорой. Стоя перед капотом, она погрозила Тёме пальцем и отвернулась. Его лицо было в красноватых пятнах, взгляд терял осмысленность, но выражение жестокой боли и ужаса считывалось моментально. Слов не было слышно.
Спонтанно произошедшее саморазвитие сюжета выбило из Риты Мару. Она выкуклилась всего за ночь, — чпок и всё. Как будто её вытолкнули, вывалили наружу из прежнего картонного существа. Форма для выпечки больше не нужна. И пошла теперь как печенька, хворост какой-нибудь, и крошки сыплются, отскакивая, как цокот шпилек, дробно и вразлёт.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
